Спускались сумерки. Обе колонны вошли в лагерь. Там их ждали стражники с резиновыми хлыстами. Фрегат-лейтенант отвел свою группу к угловой сторожевой вышке, приказал сесть на землю, а сам куда-то ушел. Его проводили тоскливыми взглядами: всем он теперь казался ангелом-хранителем, без которого их растерзают береговики. Но те по-прежнему игнорировали заключенных с лиловыми рунами b на спинах. Береговая охрана отгоняла несколько сот «других» новичков вправо, туда, где, окруженные колючей проволокой, стояли большие навесы: двускатные шиферные крыши на оструганных столбах. Колонна «других» остановилась на плаце под слепящими лучами прожекторов, здоровенный детина с квадратным одутловатым лицом, толстыми губами и бычьим голосом уперся руками в бока, оглядел строй и хрипло хохотнул:
-Познакомимся. Это я, ваш начальник, отделенный командир береговой охраны Зуцаду Ди. Не вздумайте обращаться мне «брат отделенный». Я вам не брат, а хозяин, король, бог и шуток не допущу! Так и обращаться ко мне, когда позволю: «хозяин». Опустив голову. Вы в карантинном лагере «Возрождение». Карантин предназначается для того, чтобы проверить, на что вы годны, достанет ли у вас силенок для дальнейшей карьеры. Переводчик!
Здесь вам привьют навыки правильного поведения, после чего распределят по лагерям трудовой подготовки, а уже оттуда разошлют по местам работы. Не всех, ясно, а только живых, ха-ха! Перевести!
Вы, бешеные материковые крысы, слушайте внимательно! Сейчас вам выту… вутыту… тьфу! вы-та-ту-и-ру-ют номера, и с этой минуты забудьте свои крысиные прозвания и, заодно, свои дурацкие языки! Ни к чему вам такой шик. Будете учить эм-до. Вы ничто – ходячая мускульная сила, усвоили?! Если не усвоили, медузы дохлые, то быстро раскаетесь! Несообразительным у нас неуютно! Так, дальше… Блох, верно, развели тьму, обовшивели? Ага, ну так снять штаны и в баню! Оглохли, скоты? Сказано – сбросить шмотки! После бани получите модную одежду и приклеите к ней зеленые метки! Увижу кого-то без метки – спущу шкуру, набью чучело. Переводчик!
Заключенные-новички ошеломленно озирались. Здесь? Сейчас? Раздеваться?
-Чего окаменели? Нечего стесняться, быстро, быстро! Я приказал сбросить всю эту грязь! Ах, у кого-то еще и уши ей забиты? Прочистим!
Заключенные стали снимать одежду, оставаясь в белье, перепачканном в нечеловеческих условиях барж испражнениями.
-Скоты. – скорбно заключил отделенный, -Ох, какие же вы навозные скоты. Никаких понятий о гигиене там на Континенте. Воспитывать мне вас и воспитывать...
Заключенные покрылись «гусиной кожей», дрожали. Охранники похохатывали.
-Теперь строем по четыре марш вон туда.
Когда первая часть заключенных подошла к бетонной стене, включились пожарные брандспойты. Струи пенящейся жидкости сбивали людей с ног, колотили по поднятым рукам, головам. Завоняло хлоркой.
-Дальше! Следующие! Не задерживаться.
Воду выключили. Заключенные ждали.
-Теперь - сушиться! Чего пялитесь? Поднять руки и стоять, пока не обсохнете!
Голых людей подгоняли к столам, где их уже ожидали, судя по серым балахонам, заключенные-старожилы. На столах лежали конторские книги, стояли баночки с тушью и коробки с игольчатыми штампами. Удар смоченным в туши штампом - и на правой стороне шеи появлялся индекс, которому не исчезнуть до самой смерти. Затем каждому грубо втыкали в ягодицу шприц - ставили прививки.
-Меченые и обеззараженные - к мастеру по «возрожденческой» стрижке. Бегом марш!
До «цирюльни» было всего-то футов триста, однако двое до нее не дошли. Их голые трупы оттащили к проволочной ограде. Такие же серобалахонщики простейшими машинками остригали и мужчин и женщин «под ноль». Там же каждый получил грубую обувь, серую рубаху до колен с капюшоном и клеенчатые ярлыки: поверх синего кольца – раздутое подобие зеленой буквы ω с хвостами.
Женщин, деля на «сотни», стали первыми загонять под навесы. Потом пришла очередь мужчин. Под каждым навесом тянулись ряды деревянных нар. Матрацев, подушек и одеял не было.
На сторожевых вышках давно уже вовсю светили прожекторы. Спустилась ночь. Пешка подивился цвету неба. Над материком его серый цвет без всяких изысков переходил в беспросветную свинцовую темень, а здесь розоватые оттенки плавно сменялись вишневыми, фиолетовыми и преображались в бархатную черноту. Вернулся фрегат-лейтенант Хацуко Зо.
-Как, вы еще здесь? – невинно удивился он. – Так и сидите? Дышите свежим воздухом? Обозреваете окрестности? И как оно?
Все молчали, подавленные увиденным.
-Ладно уж, - вздохнул офицер, закуривая, - Запомните, отныне ваш мужской отряд носит номер восемьдесят два, женский – семьдесят два. Это означает, что обитать будете, соответственно, в восьмой и седьмой секциях второго барака. Усвоили? Встать. За мной.
Слово «бараки» прозвучало для испуганных людей райской музыкой. Они вскочили и быстро построились. Но сегодня им еще довелось увидеть напоследок то, что вогнало в озноб. Из-за кирпичной постройки без окон, согнувшись едва ли не до земли, заключенные в сером вывезли тяжелый автомобильный прицеп. Рядом с ними шел охранник, подгоняя несчастных гибким прутом. Но они не вздрагивали от на ударов, очевидно, сжившись с болью, стерпевшись с ней так же, как привыкли к повозке на массивных колесах. На прицепе аккуратным штабелем лежали трупы с открытыми глазами и исковерканными лицами, в растерзанном собачьими клыками и пулями, окровавленной тряпье. Скорее всего, никто кроме Пешки и Гурона не знал диалектов Архипелагов и не умел читать, иначе ужас был бы еще большим. Каллиграфическими рунами на борту тележки было выведено: «Очистка территории от мусора».