Чёрная Пешка - Страница 58

-Формальных запретов нет.

-Кондиционирование?

-Пройдено.

-Ладно, быть по сему. Считаю обмен верительными грамотами законченным, и никого не задерживаю. Давайте готовиться к Д-прыжку.

Комментарий Сяо Жень:

У читателя может сложиться впечатление, что дед был конфликтным и сверхсклочным скандалистом, ни с кем не находящим общего языка. Ну, нет же, нет! Как раз наоборот. Он всегда чувствовал себя в полном вакууме. После смерти матери так и не нашлось человека, с которым Всеславу удалось бы добиться близости. Ему очень хотелось быть рядом с тем, «с кем можно молчать». Он необычайно нуждался в понимании без слов и дружеском участии, он мучительно искал того, кто примет его со всеми недостатками и кому он сам за это простит все минусы. Однако, быть может, был при том чрезмерно требователен? Трудно сказать... Ясно одно: чем менее тактичным и уважительным было движение партнера по общению навстречу Всеславу, тем более (в квадрате! в кубе!) резкой могла стать ответная реакция В.Лунина. При этом очень важную роль играло общественное положение. Если деду был антипатичен рядовой обыватель, все сводилось к деликатному уклонению Всеслава от сближения - зачем обижать человека? Но в ситуации, подобной описанной, когда неприятные эмоции вызывало высокопоставленное лицо, дед не считал нужным сдерживаться: «Eminence obliges»[3] Не внучке и не деда осуждать за это.

Итак, блистательное равнодушие Комова ко всему, что его не интересовало, на этот раз отразилось от зеркальной поверхности. Жаль, оч-чень жаль, что Геннадий Юрьевич в этом случае (как, впрочем, и всегда) не соблаговолил снизойти до реакции собеседника.

Орбита Земли

борт крейсера "Ромул"

2 июня 2158 года, 14.10

В круглое помещение с алюминиевыми стенами и сводчатым потолком выходили люки тридцати восьми безынерционных камер, посередине находился лифт к нижнему этажу, где имели место склады, кухни-синтезатор, души и прочее.

-Занимайте камеры. - чарующим девичьим голосом предложил кибер. - Прошу поторопиться.

-«Камеры». - с сомнением сказал по-хонтийски Луччатти.

-«Лагери», «тюрьмы» - быстро подхватил на базовом наречии Лунин. – «перевоспитание», «зоны труда», «шоковая терапия», "силовая демократизация", «эффект устрашения»...

Они щелкнули тумблерами, бесшумно открылись овальные люки. Лунин проводил взглядами Ревушку и Зайца и вошел в свою камеру. Люк закрылся. Над головой желтым сияла световая панель. Пневматические держатели ожили, бережно и быстро охватили тело. На голову опустился шлем, запахло озоном.

-Будьте добры, закройте глаза, дышите ровно и глубоко. Постарайтесь не волноваться, если ощущения будут неприятными. - любезно попросил кибер.

-Не «если», а «когда», - нравоучительно поправил Лунин, - и не «неприятными», а «мерзопакостнейшими».

Кибер проигнорировал нравоучение и начал обратный отсчет.

Всеслав знал, что в это время главный бортовой вычислитель «Ромула» послал на контрольную станцию запрос на разрешение предстоящего нуль-перехода. Вместе с разрешением должны быть получены семь тождественных программ перехода и возвращения. Вычислитель сверит их и, если не найдет противоречий, начнет подготовку к скачку через подпространство. «Уже начал». - понял Лунин, когда почувствовал едва ощутимое головокружение. «Ромул» находился на одной из высотных орбит вместе с прочими звездолетами различных размеров и конструкций, также ожидающими очереди на старт.

-...Три. Два. Один. Внимание, - послышалось в камере, - старт.

Всеславу показалось, что он вместе с пневмодержателями медленно и плавно вращается внутри камеры. Сквозь закрытые веки полезли суетливые искорки. Пришли легкая тошнота и головная боль. Потом ощущения стали противоречивыми: по телу одновременно покатились волны печного жара и подвального холода. Спина неприятно вспотела, ноги ослабли. Держатели с противной услужливостью подхватили под колени.

Чтобы отвлечься Всеслав принялся вспоминать кадры, увиденные еще в школе на уроках физики. Кривизна пространства вокруг стартующего звездолета увеличивается, деритринитационное возмущение непрерывно растет: сто риманов в секунду, восемьсот, две тысячи... Пространство вокруг звездолета сворачивается туже, туже. Угловатые контуры космического корабля начинают колыхаться и приобретают зыбкую прозрачность. Потом звездолет исчезает вовсе, а на его месте голубовато полыхает в солнечном свете облачко твердого водорода. Температура в сфере радиусом на добрую сотню километров падает на 5-10 градусов. Три тысячи риманов в секунду. Эпсилон-деритринитация завершается и звездолет ныряет в подпространство. Этого Всеслав никак не мог представить себе наглядно. Учитель объяснял: «Представь себе, что космический корабль как бы "растянут" на протяжении всего своего пути от места старта, до места назначения. На выходе из подпространственного прохода чисто теоретически, можно оказаться, например, в центре звезды или планеты. Вероятность этого составляет одну стомиллиардную долю процента, и никто всерьез такую опасность не рассматривал». Несмотря на усилия учителя, воображение все равно отказывалось понимать сущность Д- скачка. Зато зрительно Всеслав представлял себе все очень ярко. В точке финиша вспыхивает облако раскаленной плазмы, разлетается во все стороны гаснущими языками, из огненной хризантемы вываливается полупрозрачный звездолет, быстро превращающийся в реальный объект.

«Что сейчас и произошло» - подумал Всеслав, когда в горле пропал тугой клубок, а световые пятна растаяли в глазах. Шлем соскользнул с головы и ушел в гнездо, держатели ослабили хватку.